Жак-Анри Лартиг

Между небом и землей

…Я снова еду на своем велосипеде, еду многочисленными маленькими зигзагами, чтобы не быстрее Мамы. Как будто я тихо летаю вокруг нее. Тут я просыпаюсь. Париж, 1903

Жаку Лартигу было девять лет, когда он рассказал этот сон своей тете Амели, которая записывала его в маленьком черном блокнотике, носящем название «Книга моих снов».

Начало ХХ века. Все начинается со счастливого детства двух братьев, родившихся в состоятельной, гармоничной и немного конформистской семье, где все всем восхищаются. Его отец, Анри, — предприниматель, выделявшийся на фоне своего времени фантазией и любознательностью; он увлекается фотографией, как просвещенный любитель, и знакомит своего сына Жака с тайнами фотосъемки и печати. Делает он это с умом: показывает ребенку, как работают аппараты, но не давит на него ненужными советами и не препятствует детской свободе и непосредственности. Фотография становится естественным продолжением «глаза-ловушки», как назвал сам Жак придуманную им игру — открывать и закрывать глаза, пытаясь удержать в них картинки.

Я зритель, я в это играю, вдруг в моей голове появилась и заплясала мысль, волшебное изобретение, благодаря которому я больше никогда не буду скучать или грустить. Pont de l'Arche, 1909

В 1901 году в ответ на его самое сокровенное желание Жаку дарят первый в его жизни фотоаппарат (камера Карпантье с пластинами 13х18).

Я смогу все фотографировать. Все, все! Раньше я просил Папу: «Сними вот это, и это, и это…» Он отвечал: «Да, да, конечно», и ничего не делал. Теперь я сам буду снимать. Pont de l'Arche, 1909

Страсть Жака расцветает, тем более что отец ему дарит все более совершенные аппараты, более легкие и удобные: «Блок-Нот Гомон» с пластинами 4,5х6 и выдержкой 1/300 (1906) или стереоскоп «Спидо Гомон» с пластинами 6х13 (1912).


Лартиг — дитя своего времени, века, который только-только изобрел фонограф, телефон, беспроводный телеграф, кинематограф. Столько разных способов общения! Вся семья часто обсуждает эти изобретения и с увлечением следит за появлением первых автомобилей (в 1906 году у Лартигов появляется автомобиль с шофером). Но Жака еще больше захватывает другая авантюра: завоевание неба аэропланами, особенно после того, как они с братом «Зису» собственными глазами видели полет Габриеля Вуазена в Мерлимоне 3 апреля 1904 года. Он пролетел расстояние в целых 25 метров! Впервые во Франции машина тяжелее воздуха с человеком на борту взлетела на глазах у публики.


С 1907 по 1912 год Зису и Жак часто ходят на военное тренировочное поле в Исси-ле-Мулино. Там день за днем испытывают, налаживают и совершенствуют новые аэропланы. Братья посещают также Бюк, Этамп, Виллакубле и даже Монако, следуя за своими любимыми героями-летчиками, среди которых Вилбар Райт, Альберто Сантос Дюмон, Роллан Гаррос, Луи Блерио и другие. Они записывают рекорды (показатели скорости, расстояния, высоты). У них подписка на «Ля ви о Гранд Эр» (Жизнь на свежем воздухе) и «Эксельсиор», где описываются те авантюры, в которых они по-своему участвовали, и те популярные воздушные мероприятия, на которых они мечтали побывать.

Взлететь! Подняться! Перелететь через препятствия! Застыть посреди воздуха, как рыба в аквариуме посреди воды! Во сне это легко и я это часто делаю. Но когда ты снова просто проснувшийся мальчик, чудо кончается… Мой старший брат Зису не во сне это делает. Он считает, изобретает и начинает упражняться, чтобы оторваться от земли. Rouzat, 1906

Хотя Жак и участвует в играх брата, он весь свой талант изобретателя сосредотачивает в своем взгляде. У него от природы очень верный вкус. Доверяя своему глазу, он умеет выбирать объекты, кадр, угол съемки и с удивительной легкостью обращается с аппаратами. Лежа на животе в своей комнате, он фотографирует эти маленькие гоночные машинки так же, как наблюдает с уровня земли за макетами, которые мастерит брат по подобию больших машин, оживляя их заразительным колдовством.

Для него не только самолеты отрываются от земли. Все, что относится к движению, его завораживает. В одиннадцать лет он снимает свою кузину Бишонад в полете, схватывает своего кота Зизи и собачку Тюпи в момент прыжка, им же спровоцированного. Мимолетность этих мгновений для него как вызов. Он нажимает на спуск в момент высшей точки, полностью сохраняя контроль над желаемым эффектом.

Еще до 1900 года фотографические аппараты позволяли фиксировать объект в движении. Но моментальная фотосъемка в то время была редкой дерзостью. Кроме того, медлительность, с которой приходится использовать аппараты того времени, требует от фотографа редкой наблюдательности и концентрации, а также способности предвидеть изображение. Жаку Лартигу это почти физическое искусство отлично удается.

Он проживает свои мечты через посредство людей или предметов, и в этом, возможно, сила его снимков. Его брат Зису зовет его к активным действиям, схватывается с реальностью (он станет инженером), а Жак смотрит и фиксирует (он останется фотографом).

С 1912 года Жак Лартиг использует аппарат Неттель со стереопластинами 6х13. Он с жадностью исследует возможности стереоскопической съемки (Мерилмон, сцены игр в Руза, дирижабли, аэропланы брата и некоторые самолеты). Овладевая пространством через рельеф, он исследует новую возможность: аппарат Неттель с двумя объективами обладает технической возможностью складывания одного из объективов. Получаются вытянутые снимки, похожие на панорамные, которые обычно мало использовались.

В 1922 году в Комбграс проходит первый слет планеристов. Для Лартига это изобретение — новое начало. Перед фотографом испытания «самолетов без мотора» открывают новые возможности. Эти самолеты — хозяева всего пространства, будь то в полете, планировании или даже падении. Речь уже не идет о передачи скорости, а о чуде — плыть по воздуху беззвучно и как можно дольше.


С самого детства я страдаю чем-то вроде болезни: все вещи, которые приводят меня в восторг, уходят из моей памяти, и она не в состоянии их удержать.

Итак, Жак Лартиг с неуемной энергией всю жизнь борется с этой тревогой, используя все, что оставляет след, для того чтобы ничего не потерять из полюбившихся ему мгновений. Речь идет, конечно, о фотографии, которая его немного утешает, но также и о дневнике, который он ведет с 1911 года. Сначала он рисует природу (солнце, дождь, облака), потом быстро описывает свои занятия за день. На оставшемся свободном месте листа набрасывает рисунки того, что он только что фотографировал, боясь никогда не увидеть эти снимки (проявление и печать в то время были ненадежными). Эти наброски на скорую руку свидетельствуют о совершенстве его памяти и глаза: несколькими штрихами он изображает наклоненный силуэт самолета над толпой или жест члена команды, указывающий на вылет биплана. Эти рисунки относятся, главным образом, к самолетам (1911—1912). Он так боится забыть, что запоминает все.

Позднее Лартиг использует свои блокноты для того чтобы составить по этим быстрым заметкам — скелету воспоминаний — более подробный дневник.

Он не только рассказывает о фактах, которые для него важны, но собирает свои фотографии в большие альбомы, дополненные рукописными заметками. Он рассказывает себе свою собственную жизнь.

Например, в дневнике 1911 года на одном наброске изображен самолет высоко в небе и на переднем плане марширующие солдаты. Соответствующая фотография помещена в альбом 1914 года и подписана «1914 год. Война…?».

Жак очень сокрушается, когда ему не удается что-нибудь сфотографировать.

Сегодня утром один изобретатель, господин Решельт, портной, бросился с платформы первого этажа Эйфелевой башни с парашютом собственного изобретения. Он сразу стал падать и убился. Меня там не было. Как жаль, что я не сделал фотографий. Париж, 1912

Или еще:

Сегодня для меня, определенно, замечательный день: авиатор упал достаточно близко от меня, чтобы я успел его сфотографировать. Ученик Блерио тоже упал, но менее удачно, слишком далеко, и его не выбросило из кабины. Париж, 1911

Когда Лартиг находит фотографию, которую ему самому хотелось бы снять, он ее запечатлевает в памяти, покупает и наклеивает в свой альбом с рвением коллекционера.


Зису делает с Папой воздушных змеев. Я смотрю, как они поднимаются навстречу облакам, и у меня кружится голова от воздуха, который их толкает ввысь. К тому же у меня возникает странное чувство, когда я думаю о малюсеньком резиновом пупсике, которого я тайком прикрепил к большому змею. Головокружительное чудо: я очень хорошо себе представляю, что происходило бы в моей голове, если бы на месте крохотного человечка там наверху оказался я! Руза, 1906

Парадокс: Лартиг, снявший в десять лет один из первых авиа-полетов, принял свое воздушное крещение только в двадцатидвухлетнем возрасте. Как будто зрелище того, что отрывается с земли, его вполне удовлетворяло. И не важно, если аэропланы или «авиэтты» (невероятные крылатые велосипеды) никогда не взлетят. Восторг такой же.

Вчера аэроплан пронесся надо мной! Прямо над моей головой! Я видел снизу живого человека, сидевшего на сидении, расставив ноги… Вдруг в моей голове произошло что-то таинственное… Как головокружение наоборот! Как будто я видел, как проносится этот человек, чужими глазами, не своими, а его глазами!?!? Я посмотрел, как он удаляется, все еще в небе. Его полный воздуха мотор производил резонирующий звук. Иногда возникают удивительные первоначальные эмоции, а потом ты за ними гонишься и никак не можешь догнать. Париж, 1909

Мартин д’Астье