Фотографию часто противопоставляют изобразительному искусству — живописи, рисунку, как обезличенный, лишенный дыхания жизни, сугубо бездуховный техницизм. Пожалуй, сейчас это противопоставление безнадежно устарело. Очевидно, что фотография (или
по-старинному — светопись) — это особый отдельный вид искусства, где аппаратура — только средство, а главное — это сам творец, и результат целиком зависит от его дарования, мастерства, просто человеческой интуиции. И ничто не может заменить мастерства фотографа или кинооператора в создании образа Времени, точной фиксации деталей истории, передачи с их помощью самого духа эпохи, ее атмосферы. Но самое главное, мастерство фотографа помогает нам понять людей, свидетелей или творцов этой самой истории.
И вот среди миллионов запечатленных лиц выделяется некоторое, весьма ограниченное число изображений, в полной мере передавших достоверную, художественную правду, правду о Времени, и правду о людях этого времени. В 20—30-е годы прошлого века лучшие портреты, на мой взгляд, делал Моисей Наппельбаум, и они навсегда останутся классикой фотоискусства. С тех пор прошло более полувека. И вот перед нами мастер другого времени и другого поколения — Сергей Берменьев.
Просматривая фотографии этого художника, понимаешь, что лучшие работы Берменьева (а их сотни!) держатся на двух важнейших составляющих — тончайшем психологизме и безупречном пластическом исполнении, благодаря чему духовная суть модели проступает как бы сама по себе, без всякого нажима, маньеризма. В работах Сергея Берменьева представлена, наверное, вся артистическая, интеллектуальная и политическая элита нашего времени. Однако для меня особенно важно и ценно проследить творческий поиск художника в серии, посвященной одному лицу — Иосифу Бродскому.
Бродского снимали очень много и очень многие, но с полной ответственностью могу сказать, что его лучшие портреты принадлежат перу, т.е. объективу (или, если угодно, затвору) Сергея Берменьева. Волею судьбы случилось так, что эта фотосессия стала последней в жизни Иосифа. Тем интереснее и драгоценнее обрести полный свод фотографий Берменьева и внимательно просмотреть всю последовательную серию снимков Бродского, увидеть то, как мастер, из множества кадров нашел и выделил единый целостный образ, некий абсолют, в котором перед зрителем явлена трагедия и судьба поэта. Иосиф на этих кадрах очень разный, то серьезный, сосредоточнный, то увлеченный разговором, есть кадры, на которых он ироничен, есть кадры, где он погружен в себя. Но в этом альбоме есть редчайшие снимки, где Иосиф улыбается, и улыбается счастливо. Могу с уверенностью сказать, что таких запечатленных моментов я не припомню у профессиональных фотографов, снимавших Бродского. Перебирая свой фотоархив, я нашел всего лишь две (две за всю жизнь!) такого вот счастливого мгновенья. На одной из ранних фотографий, где Иосиф, явно валяя дурака, улегся поперек на колени нескольких сидящих приятелей. Это маленькое любительское фото. И еще одна фотография, сделанная в Венеции в нашу последнюю с ним встречу в этой жизни. Тогда, в 1993 году мне его улыбка казалась почти радостной и очень трогательной, а сейчас, глядя на этот снимок, я вижу улыбку прощания. .. «Когда человек умирает, изменяются его портреты…», — говорила Анна Андреевна Ахматова. Наверное, можно было бы не приводить здесь эту слишком известную цитату, но я хотел бы ее продолжить: «…но не только его портреты, но и те, кто его любил. ..»
Евгений Рейн